— Мэр вапще не верит, что «Ответ» существует.
— Ну, президентпусть говорит что хочет, это его дело. — Мэр Леджер ковыряется вилкой в еде. — Но люди-то судачат. Только так языками чешут!
Помимо матрасов нам дали тазик, куда каждое утро подливают свежую воду, а в самый темный угол поставили маленький биотуалет. Кормить стали лучше; мистер Коллинз приносит нам еду, а потом сразу запирает дверь снаружи.
Гремит замок.
Здесь, взаперти, я провожу все свободное от Дейви время. Мэр явно не дает мне отправиться на поиски Виолы, даром что талдычит о доверии.
— Может, там не только женщины, — говорю я, пытаясь не пускать в Шум лишние мысли. — Наверняка-то мы не знаем.
— Организация, называющая себя «Ответом», участвовала в войне со спэклами, Тодд. Диверсии, ночные вылазки… все такое.
— И?..
— И членами «Ответа» были исключительно женщины. Чтобы враг не мог услышать их Шум. — Он качает головой. — Но в конце концов они совсем отбились от рук, стали независимой силой, а после окончания войны даже напали на собственный город. В итоге нам пришлось казнить многих участниц. Скверное дело…
— Но если вы их казнили, как это могут быть они?
— Идеи умирают дольше людей. — Он тихонько рыгает. — Уж не знаю, чего эти бабы добиваются. Рано или поздно президент их вычислит.
— Но мужчины ведь тоже пропадают, — говорю я. Это правда, вот только думаю я о другом…
(она тоже сбежала с ними?)
Облизываю губы.
— А эти лечебные дома, где работают женщины, — спрашиваю я, — они как-то помечены? Их можно отличить от других?
Мэр пьет воду, глядя на меня поверх чашки.
— Зачем тебе это?
Я ворошу свой Шум, стараясь ничем себя не выдать.
— Да просто так, интересно. — Я ставлю тарелку на недавно выданный нам столик — знак, что мэру можно доесть мой ужин. — Лягу спать.
Я ложусь на кровать лицом к стене. Последние лучи сонца пробиваются сквозь отверстия в стене башни. Стекол в них нет, а зима уже на подходе. Понятия не имею, как мы будем тут зимовать. Я кладу руку под подушку и сворачиваюсь клубком, стараясь думать как можно тише. Мэр Леджер тихо доедает мой ужин.
А потом из его Шума до меня долетает картинка: протянутая рука, нарисованная синей краской.
Я оборачиваюсь. Такую руку я видел по меньшей мере на двух зданиях по дороге в монастырь.
— Всего их пять, — тихо произносит мэр Леджер. — Я могу рассказать, где они. Если хочешь.
Я заглядываю в его Шум, он заглядывает в мой. Мы оба что-то скрываем, прячем под слоями других мыслей. Столько дней провели вместе, а до сих пор гадаем, можно ли друг другу доверять.
— Валяйте, — говорю я.
— 1017-й, — читаю я вслух для Дейви, а тот выкручивает щипцы и мгновенно превращает безымянного спэкла в 1017-го.
— На севодня хватит, — объявляет он.
— Но нам еще…
— Я сказал, хватит! — Он ковыляет к нашей бутылке с водой и делает глоток. Нога у него к этому времени почти выздоровела, но он еще прихрамывает. Моя рука зажила полностью.
— Нам же неделю дали на все про все, — говорю я. — А мы уже вторую маемся.
— Разве нас кто-то торопит? — Дейви выплевывает струйку воды.
— Нет, но…
— Ни заданий тебе новых, ни распоряжений… — Он умолкает, делает еще глоток и снова выплевывает. Потом злобно глядит куда-то слева от меня. — Чего уставился?
1017-й все еще стоит неподалеку, зажав ленту здоровой рукой и глядя на нас. Вроде бы он мужского пола и совсем молодой, почти подросток. Он цокает один раз, потом второй, и, хотя Шума у него нет, по звукам ясно, что он не любезничать с нами пытается.
Дейви тоже это понимает:
— Ах так?!
Он тянется за винтовкой, что висит у него за спиной, и во всех красках представляет, как палит из нее по убегающему спэклу.
1017-й не двигается с места. Он смотрит мне в глаза и цокает еще раз.
Ну, точно грубит!
Потом он пятится, все еще глядя на нас и растирая здоровой рукой железную ленту. Я оборачиваюсь к Дейви: тот целится из винтовки в спину уходящему 1017-му.
— Не надо, — говорю я.
— А что? Кто нас остановит?
Я не отвечаю, потомушто остановить нас некому.
Бомбы продолжают взрываться через каждые три-четыре дня.
Никто не знает, куда и как подложат следующую, поэтому БУМ! БУМ! БУМ! — снова и снова. Однажды вечером, когда на воздух взлетает маленький ядерный реактор, мэр Леджер возвращается с работы с расквашенным носом и синяком под глазом.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Солдаты! — выплевывает он и берет тарелку с ужином — севодня опять дали тушенку. От первой же попытки прожевать мясо он морщится.
— Что вы натворили?
Его Шум немного вскидывается, и мэр бросает на меня злобный взгляд:
— Ничего!
— Вы меня поняли.
Недовольно ворча, он съедает еще кусок мяса и наконец отвечает:
— Кому-то в голову пришла блестящая идея, что «Ответ» — это я. Подумать только, я!
— Вы?! — удивленно спрашиваю я — может, чересчур удивленно.
Мэр Леджер встает и ставит на стол почти нетронутую тарелку — верный признак того, что он по-настоящему зол.
— Ни одной подозрительной бабы так и не нашли, а солдатам нужен козел отпущения. — Мэр выглядывает на улицу и смотрит, как ночь опускается на город, который был когда-то его домом. — Думаешь, мэр попытался их остановить? — спрашивает он бутто самого себя. — Даже не подумал…
Я молча жую, стараясь не пускать в Шум лишние мысли.
— Ходят слухи, — продолжает мэр Леджер еле слышно, — о какой-то новой целительнице, совсем юной. Ее пару раз видели в соборе, а сейчас она работает в лечебном доме, которым раньше заведовала госпожа Койл.
Виола,громко и ясно думаю я, прежде чем успеваю скрыть эту мысль от мэра.
Он оборачивается:
— Этого дома ты видеть не мог. Он не на главной улице, а у подножия небольшого холма в сторону реки, примерно на полпути в монастырь. Повернуть надо сразу после двух амбаров, стоящих рядом на главной улице. — Он снова выглядывает на улицу. — Не ошибешься.
— Я не могу удрать от Дейви, — говорю я.
— Понятия не имею, о чем ты, — отвечает мэр Леджер, укладываясь на кровать. — Я просто рассказываю тебе отвлеченные факты о нашем славном городе.
Дышать становится тяжелей, в голове и Шуме крутятся разные варианты побега от Дейви и поисков нужного лечебного дома.
(найти ее)
Лишь много позже я спрашиваю:
— Кто такая госпожа Койл?
Даже в темноте я вижу, как краснеет Шум мэра Леджера.
— A-а… ну как же! — говорит он в темноту. — Она и есть наш «Ответ».
— Это последняя, — говорю я, провожая взглядом 1182-ю, потирающую больное запястье.
— Наконец-то, черт подери, — бурчит Дейви, плюхаясь на траву.
В воздухе чувствуется морозец, но зато светит сонце и на небе почти ни облачка.
— А теперь что будем делать? — спрашиваю я.
— Понятия не имею!
Я стою и наблюдаю за спэклами. Если не знать, можно и впрямь подумать, что они не умнее овец.
— Они еще тупее, — говорит Дейви.
— Заткнись.
И все же… нет, вы бы их видели!
Сидят себе на траве, без Шума, без звука, половина смотрят на нас, половина друг на друга, почти не шевелясь и время от времени цокая, ничем не пытаясь занять руки или время. Их белые лица, кажется, полностью лишены жизни. Спэклы сидят вдоль стен и молча чего-то ждут, но чего — непонятно.
— Время этого «чего-то» настало, Тодд, — грохочет голос за нашими спинами. Дейви вскакивает на ноги, и в главные ворота входит мэр. Его конь остался снаружи.
Мэр смотрит на меня — только на меня.
— Готов к новой работе?
— Он со мной неделями не разговаривает, — пыхтит Дейви по дороге домой. У них с па последнее время не все гладко. — Все одно твердит: «Следи за Тоддом» и «Скорей заканчивай со спэклами», — заладил! — Он крепко стискивает поводья. — Неужели я так и не дождусь похвалы? Хотя бы «спасибо» сказал!